Sauap.orgИсторияИстория КазахстанаОбразование

Репрессии и утверждение сталинизма в Казахстане. Часть II

В 1920-е годы в СССР разворачивается острейшая идейно-политическая борьба по вопросам дальнейшего развития общества. На этом фоне в политической жизни нарастали тенденции усиления авторитарной власти и диктата Коммунистической партии, постепенно заменявшей собой государственный аппарат. В Казахстане провозглашение автономии во многом оказалось номинальным, и республика так и не получила реального самоуправления, сообщает Sauap.org.

Промышленные предприятия, железные дороги и все, что касалось народного хозяйства республики, находилось под непосредственным управлением Москвы. Так, в 1920 году казахи составляли всего 17% общего числа промышленных рабочих, на Первой областной партконференции было всего 19 казахов из 163 делегатов, в партийной организации Казахстана в 1922 году удельный вес казахов был всего 6,3%.

Еще при Ленине наряду с ростом партийных рядов ширилось юношеское движение. В июле 1921 года в Оренбурге состоялся 1-й Всеказахстанский съезд молодежи. Признанными лидерами молодежного движения стали Гани Муратбаев, Мирасбек Тулепов, Федор Рузаев и другие. Росло и профсоюзное движение. 1-я республиканская конференция профсоюзов состоялась в октябре 1921 года. Профсоюзы принимали участие в страховании рабочих, ликвидации неграмотности, организации субботников, вовлечении в члены Коммунистической партии, формировании национального отряда рабочего класса. Широкое развитие получило и женское движение. Видными представителями женского движения были Н.Кульжанова, Н.Арыкова, А.Уразбаева, Ш.Иманбаева и многие другие.

В то же время сложность общественно-политического положения Казахстана 1920–1930 гг. определялась трагическими событиями: голодом, массовыми репрессиями, гонениями и насильственной депортацией безвинных людей режимом, который заклеймен навеки как тоталитарный.

Экономические планы форсированной индустриализации, принятые сталинским руководством, изначально предполагали дисбаланс между тяжелой промышленностью и другими отраслями экономики и осуществлялись в ущерб интересам населения страны.

Такими же методами реализовывались коллективизация сельского хозяйства, культурная революция и другие социально-экономические программы в СССР. Жесткое администрирование и откровенные репрессии в условиях мирного строительства социализма стали нормой социальной жизни. Перекосы в экономике сопровождались деформацией политической системы, сосредоточением государственной власти в исполнительных и партийных структурах.

Общественно-политическая жизнь этого периода проходила в условиях «казарменного социализма». Волны репрессий тоталитарного режима одна за другой уничтожали лучших представителей народа. Массовый характер приняли политические преследования, организация «показательных процессов над участниками контрреволюционных групп», депортация населения страны по национальному признаку, создание исправительно-трудовых лагерей. Таким образом, в 1920–1930-е годы в Казахстане во всех сферах общественно-политической жизни утвердился тоталитарный режим.

Массовые репрессии в 1930-х годах

В июне 1922 года был создан восточный отдел ОГПУ, главная задача которого заключалась в ликвидации националистических групп в Средней Азии и Казахстане. Уже в 1924 году было заведено агентурное дело №145 на Мустафу Чокаева под кодовым названием «Франц» с обвинением в контрреволюционной националистической деятельности, которое было закрыто лишь в 1947 году, спустя шесть лет после его смерти.

Политика давления на общественность республики усилилась и приняла особенно жесткий характер с приходом Ф.И.Голощекина, направленного в сентябре 1925 г. на пост первого секретаря Казкрайкома ВКП(б).

Нагнетание истерии и преследование местных кадров особенно усилились в период работы Н.Ежова, назначенного заведующим организационно-инструкторским отделом Казахского крайкома партии. Конец 1920-х и 1930-е годы характеризовались постепенным нарастанием политических репрессий, принимающих массовый характер. Поиск «врагов народа», нетерпимость к инакомыслию и инакодействию, укрепление культа личности Сталина, а в Казахстане – еще и Голощекина, стали результатом физического уничтожения национальной интеллигенции, руководящего состава республики.

Обстановка, созданная Голощекиным в партийной организации республики, исключала какой бы то ни было плюрализм мнений. Ростки здоровой критики подавлялись проверенными догматическими приемами. Власть Голощекина усиливалась, и в своих выступлениях и докладах он всячески «разоблачал» тех, кто имел иную точку зрения на проводимые в республике политические и экономические мероприятия.

Именно с подачи Голощекина и при его поощрении в Казахстане началась «охота на ведьм». Стоило кому-то высказать суждение, не совпадающее с точкой зрения первого руководителя, как его автор тут же превращался из простого оппонента в персонификатора «вредного» идейного течения. Именно таково происхождение ярлыков типа «садвокасовщина», «каратлеувщина» и т.п., которые распространялись на всех работников, позволивших себе иметь собственное мнение. Безусловно, у многих из них, в частности у Смагула Садвокасова, были и ошибочные воззрения. Но вряд ли можно признать «вредной садвокасовщиной» его выступления против превращения края исключительно в сырьевой придаток, за разумное и рациональное размещение производительных сил. Вызывает понимание позиция Н.Нурмакова, видного партийного и советского деятеля республики, который стремился избежать межнациональных трений в решении земельного вопроса. Но амбиции Голощекина ставили и его в положение весьма сложное.

Не воспринимал Голощекин критику по поводу шовинистических завихрений, имевших место как в среде рядовых, так и руководящих партийных работников, по-видимому, считая это не достойным своего внимания. Для него, человека фактически не знакомого с жизнью казахской степи, не существовало сложных проблем, и он не хотел видеть свои ошибки.

Так, вынужденную миграцию населения, вызванную голодом, разрушением традиционного уклада жизни, хозяйственных связей он объяснял следующим образом: «Казах, который никогда не выезжал из своего родного аула, не знал путей, кроме путей своего кочевья, теперь с легкостью переходит из района в район внутри Казахстана, включается в русские, украинские колхозы, переходит на хозяйственное строительство в Приволжье и Сибирь».

В своей деятельности Голощекин ни на йоту не отступил от сталинских формул. Но, оказывается, и «учитель» кое-что заимствовал у своего «ученика». Вспомним, как оправдывал провалы в животноводстве Голощекин, который писал: «Животноводство проявляет неустойчивость при переходе от натурального хозяйства к социалистическому». Такое «простое» и в то же время наукоподобное объяснение кризиса не могло не понравиться вождю, прекрасно знавшему действительные причины катастрофы. Выступая на XVII съезде партии и пытаясь объяснить беспрецедентное падение численности скота (в докладе, путем манипуляции цифрами, дана приукрашенная картина), Сталин «гениально» выводит следующие закономерности: «Громадные трудности объединения разрозненных мелких крестьянских хозяйств в колхозы, трудное дело создания почти на пустом месте большого количества крупных зерновых и животноводческих хозяйств, и, вообще, реорганизационный период перестройки и перевода единоличного сельского хозяйства на новые колхозные рельсы, требующий много времени и больших издержек, – все эти факторы неизбежно предрешили как медленные темпы подъема сельского хозяйства, так и сравнительно долгий период упадка в развитии поголовья скота».

«Голощекинщина» не есть явление, которым мы обязаны одному-единственному человеку. Это – целая система грубого администрирования, которая складывалась стараниями Ф.И.Голощекина, И.Курамысова, Г.С.Голюдова, Е.Ерназарова и других руководящих работников республики. Она отвечала вождистским устремлениям Голощекина.Зачастую в отступлениях от отдельных ленинских принципов привлечения крестьян к коллективному хозяйству обвиняют лишь Голощекина. Думается, что было бы более объективным говорить о голощекинщине как о проявлении сталинизма в Казахстане. Наследие голощекинщины в области экономической – голод, многократное уменьшение поголовья скота, кризис не только в области сельского хозяйства, дискредитация экономической политики партии, прежде всего НЭПа.

В области идеологической – нагнетание напряженности обстановки внутри республики, попытка теоретического обоснования сползания на командно-бюрократический метод руководства, свертывание культурной революции, преследование и репрессирование деятелей литературы и искусства.

В области политической – насаждение практики регионального вождизма, выработка политической линии, направленной на осуществление курса деформированного строительства социализма.

В области партийного строительства – форсирование формирования аульного коммуниста, прежде всего за счет лжеактивистов («шолақ белсенді») – приверженцев административно-командного метода руководства, уклонотворчества, выдумывание несуществующих в природе националистических блоков, группировок и подпольных антисоветских организаций, избиение партийных, советских и идеологических кадров путем наклеивания ярлыков, предвзятое обвинение в отсутствии подлинной коммунистической организации в республике (академик М.К.Козыбаев, «Ф.И. Голощекин. Политический портрет»).

Голощекин все восемь лет, что он стоял у власти в республике, упрямо придерживался того противоречивого взгляда, согласно которому «Октябрь миновал казахский аул», и поэтому-де казахской степи был необходим «малый Октябрь». В более поздний период, когда казахи массами покидали родные края, спасаясь от голода, он решился доказать, что ничего особенного не происходит и называл это следствием вековой тяги казахских крестьян к кочевому образу жизни. Лишь после того, как перегибы в ходе коллективизации в Казахстане приняли широкие масштабы, 14 сентября 1932 г. ЦК ВКП(б) принял специальное постановление «О сельском хозяйстве», и в частности, «О животноводстве Казахстана», где раскрыта незначительная часть причин понесенных в животноводстве потерь и намечены меры по их восполнению. Но, к сожалению, судьба людей, судьба народа осталась в тени.

Голощекин всячески создавал мнение, что основные трудности, обусловленные специфичными особенностями региона, были устранены в 1925–1930 гг., и республика «теперь сравнялась со всем Союзом». Такая «теоретическая» база была необходима для того, чтобы проводить коллективизицию столь же высокими темпами, как в развитых районах СССР.

Голощекин не остановился на этом, «заболев» новой идеей о том, что «в период разрушения полуфеодальных отношений не обойтись, особенно в ауле, без обострения классовой борьбы», подводившей обоснование под репрессивные меры.

Характерна оценка Голощекиным партийных сил республики. Одних казахских коммунистов он причислял к разряду националистов-уклонистов, которых использовать невозможно, ибо они никакому воспитанию не поддаются, других – к хамелеонам, меняющим окраску в зависимости от ситуаций. Остальных он относил к тем, «которые стремятся свалить на одного Голощекина всю ответственность за допущенные ошибки». Это мнение он высказал, когда уходил с поста первого секретаря Казкрайкома после восьми лет работы.

Так же односторонне оценивал он и казахскую интеллигенцию. В результате, в годы осуществления коллективизации в республике произошли серьезные перекосы в ее формировании. Яркие представители интеллигенции, проявившие недовольство действиями Голощекина, подвергались репрессиям.

Известно, что отношение новой власти к программе партии «Алаш» было однозначным: она была объявлена большевиками буржуазно-националистической. Объяснялось это нежеланием Центра признавать наличие сильной национальной интеллигенции, способной самостоятельно вырабатывать политические документы, способной управлять политической жизнью в казахской степи, что, естественно, могло лишить партийную большевистскую номенклатуру власти в регионе. Отсюда – яростная борьба большевиков с лидерами партии «Алаш» и последующее их физическое истребление.

В конце 1928 года по ложному обвинению были арестованы почти все (44 человек) из числа так называемых «буржуазных националистов» – бывшие деятели Алаш-Орды, в том числе Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов, Магжан Жумабаев, Жусупбек Аймауытов. Для развязывания уголовного преследования бывших представителей партии «Алаш» использовались любые средства – от шельмования имен в средствах массовой информации до прямых провокаций, арестов членов семей.

Репрессированы были многие видные казахские деятели науки и культуры, литераторы, публицисты и просветители.

В сентябре–октябре 1930 г. репрессии подверглась другая группа интеллигенции, около 40 человек, среди них Мухамеджан Тынышпаев, Халел Досмухамедов, Жакып Акпаев, Жанша Досмухамедов, Кошмухамбет (Кошке) Кеменгеров. Например, арестованный в 1928 г. Мыржакып Дулатов, два года просидел в тюрьме. В апреле 1930 г. решением ОГПУ был приговорен к расстрелу, который был заменен десятилетним заключением в Соловецкий лагерь. М.Дулатов умер в ссылке 5 октября 1935 года.

В середине 1930-х годов Сейткали Мендешев, Темирбек Жургенов подверглись репрессиям.

Вал политических репрессий нарастал и в 1937–1938 гг. политические преследования приняли массовый характер. Ярким свидетельством тому может служить следующий факт. В Архиве Президента Республики Казахстан хранится решение Бюро Центрального Комитета Компартии большевиков Казахстана (ЦК КП (б) К) от 19 ноября 1937 г. «О дополнительном увеличении количества репрессируемых». В нем, в частности, говорится о том, что согласно директиве ЦК ВКП (б) поставлена задача дополнительно увеличить количество репрессируемых в Казахстане по 1 категории антисоветской деятельности на 2 тыс. человек (ранее в проекте было 1975 человек, но первый секретарь ЦК Л.Мирзоян собственноручно синим карандашом округлил все цифры в сторону увеличения, то же самое было сделано и по другим показателям), по II категории – на 3 тыс. человек. Итого – на 5 тыс. человек. Но верхом кощунства и цинизма выглядит последний абзац этого документа, где был предусмотрен «резерв по репрессиям по 1 категории – 350 человек, по II категории – 400 человек». В опросном листе членов Бюро стоят все подписи «за» – единогласно. Итак, план был установлен, и под его показатели надо было находить «виновных».

В Казахстане, по примеру Москвы и Ленинграда, где заводились «ленинградское» и тому подобные дела, существовали и «разоблачались» «илийское дело», «чимкентское дело», «каркаралинское дело» и т.д. Вслед за процессом над «промпартией» в Москве был раскрыт «заговор» строителей «красной столицы» (Кзыл-Орда, 1928). Выездная сессия Верховного суда РСФСР провела процесс над группой талантливых архитекторов и инженеров (М.Тынышпаев, П.Т.Буддаси, С.Б.Голдгор, С.А.Баграков, и др.).

Шли «показательные процессы над участниками контрреволюционных групп». В официальных документах содержалось указание: «состав судов подбирать так, чтобы обеспечивалась быстрая организация показательных процессов». Очень часто приговоры выносили так называемые тройки НКВД, то есть без суда, а в графе «Статья Уголовного кодекса» (имеется в виду статья УК, по которой был осужден обвиняемый) записано «иностранный агент», «контрреволюционная агитация», «вредительство» и т.п.

Показательные судебные процессы 1937 года проводились в Урджарском, Пресновском и других районах республики. Большой резонанс получил судебный процесс над А.Асылбековым, Н.Нурсеитовым, М.Гатаулиным и другими руководителями Карагандинской области, состоявшийся в ноябре 1937 года. Однако судьбы основной массы «врагов народа» решались тайно, на заседаниях Военной коллегии Верховного Суда СССР, на Особых совещаниях НКВД и в так называемых «тройках» и «двойках».Выяснено, что за период 1930–1940-х и начала 1950-х годов более половины дел о контрреволюционных преступлениях рассмотрены не судебными органами – коллегией ОГПУ, «тройками», особыми совещаниями.

Казахстанцам часто инкриминировалось то, что они якобы являются японскими (иногда – германскими) шпионами, что подтверждалось только собственными «признаниями» обвиняемых и осужденных при отсутствии иных доказательств в делах. Распространенными были обвинения в антисоветской агитации и пропаганде, основывавшиеся главным образом на доносах соседей, сослуживцев, знакомых и даже родственников. В Казахстане широко практиковались обвинения в национализме, национал-уклонизме, создании националистических организаций, добивавшихся якобы отделения республики от Союза ССР. Многие лица были репрессированы по обвинению в подготовке и совершении террористических актов, диверсий, саботаже, противодействии нормальной деятельности государственных учреждений и предприятий в целях экономической контрреволюции.

В этой обстановке И.Сталин и его соратники решили разом покончить с вероятной оппозицией не только в центре, но и в национальных республиках. Как свидетельствуют дела так называемых «национал-фашистов», репрессированных в 1937–1938 гг., в число сфабрикованных дел попали и те, кто в свое время отстаивал интересы Казахстана, открыто выражал протест по поводу массовой гибели казахского населения в 1931–1933 гг.

В «национал-фашизме», кризисе сельского хозяйства, связях с японской разведкой, шпионаже были обвинены известные государственные деятели Султанбек Ходжанов, Смагул Садвакасов и многие, многие другие. В этот период были расстреляны Абдрахман Байдильдин, Динмухаммед Адилев, остальные осуждены на различные сроки тюремного заключения. Некоторые из них (М.Дулатов и др.) скончались в лагерях, остальные (А.Байтурсынов, М.Жумабаев и др.), отбыв наказание, в 1937 году были повторно привлечены к ответственности за участие в деятельности Алаш-Орды и расстреляны в 1937–1938 гг. Мало того, преследовались ни в чем не повинные члены их семей – жены, сестры, братья, дети.

Таким образом, в 30-х годах были схвачены и физически уничтожены представители казахской литературы Сакен Сейфуллин, Беимбет Майлин, Ильяс Жансугуров, Магжан Жумабаев, Миржакып Дулатов и другие; такие видные государственные и общественные деятели, как Турар Рыскулов, Жанайдар Садуакасов, Ураз Исаев, Ураз Джандосов и многие другие.

Серьезный урон понесла наука Казахстана. Подвергались репрессиям основатель казахской лингвистики Ахмет Байтурсынов, видный ученый-языковед профессор Кудайберген Жубанов, основатель казахской исторической школы профессор Санжар Асфендиаров, один из руководителей Казахского филиала АН СССР М.Тулепов и другие.

Врагами народа были объявлены многие из тех, кто участвовал в установлении и упрочении Советской власти: А.Асылбеков, А.Айтиев, С.Арганчеев, С.Мендешев, Б.Алманов, Н.Турекулов, Т.Рыскулов, М.Масанчи, Д.Садвакасов, Н.Сыргабеков, С.Шарипов, М.Джанибеков.

Видные деятели партийной организации Казахстана: У.Исаев, У.Джандосов, А.Досов, Т.Жургенев, У.Кулымбетов, С.Сегизбаев, И.Кабулов, С.Нурпеисов, Н.Нурмаков, К.Таштитов и многие другие пали от рук сталинских палачей.

Судьба не пощадила многих посланцев ЦК ВПК (б) в Казахстан, опытных и преданных деятелей компартии: В.Н.Андронникова, Л.И.Мирзояна, К.Я.Рафальского, В.Н.Ланарсен и многих других.

Позднее стали выявляться места массового погребения расстрелянных людей. Одно из них было случайно обнаружено под Алматы в местности Жаналык, где в 1937–1938 гг. были тайно погребены тысячи невиновных жертв тоталитаризма, в числе которых известные писатели и поэты М.Жумабаев, С.Сейфуллин, И.Жансугуров, Б.Майлин, выдающиеся ученые А.Байтурсынов, С.Асфендияров, крупные государственные и общественные деятели, руководители хозяйств, передовики производства.

Состав репрессированных был многонациональным: казахи, поляки, русские, немцы, корейцы, уйгуры, узбеки и др.

В Казахстане под тщательным наблюдением находился Институт истории, археологии и этнографии, АН Казахской ССР, Институт языка и литературы, Союз писателей Казахстана и др.

В целом у значительной части интеллигенции на протяжении 1920-х гг. существовали собственные духовные и политические ориентиры, отличавшиеся от канонов коммунистической идеологии. Назначение Ф.И.Голощекина в 1925 г. руководителем Казахстанской партийной организации, несомненно, явилось отправной точкой для начала кампании противопоставления одной части национальной интеллигенции другой для осуществления политики по принципу «Разделяй и властвуй». Власть не просто провоцировала развитие идейной борьбы среди интеллигенции, но и обозначала имена тех из них, кого определяла в качестве своих противников-националистов. Таковыми были названы Ахмет Байтурсынов, Елдос Омаров, Жусипбек Аймаутов, Халел Досмухамедов, Мухтар Ауэзов, Миржакып Дулатов, Мухамеджан Тынышбаев, Телжан Шонанов, Алихан Букейханов, Жумагали Тилеулин, Магжан Жумабаев, Кошке Кеменгеров, Габбас Нурымов, Ахметсапа Юсупов (Жусипов) и др. Так называемые властью «националисты» противопоставлялись революционному крылу в лице Назира Турекулова, Габбаса Тогжанова, Молдагали Жолдыбаева, Беимбета Майлина, Смагула Садвакасова, Сакена Сейфуллина, Ильяса Джансугурова, Абдирахмана Байдилдина, Ергали Алдонгарова, Кажыма Басымова и др..

Историография политики большевиков в Казахстане, в частности, в отношении творчески мыслящей части населения, ярко прослеживается на примере многих эпизодов истории Казахстана 1920–1930-х гг. Даже члены партии большевиков, активные борцы за установление Советской власти в Казахстане, объявлялись политическими врагами. Этот парадокс можно объяснить: стремлением «разжечь вражду среди местной интеллигенции», «нивелировать ее ряды», «превратить творчески мыслящих людей в послушное идеологическое орудие воздействия на остальную часть населения». Критически, свободно выражающий свои убеждения интеллигент не нужен был даже среди членов партии, ибо догматик более безопасен.

Именно в годы тоталитаризма и массовых репрессий по существу был уничтожен интеллектуальный национальный потенциал лидеров, пассионарных личностей, которые стремились за очень короткую человеческую жизнь реализовать передовые идеи своего времени, которые сегодня доказали свою жизнестойкость и значимость. Казахская национальная интеллигенция, смогла за короткий исторический период с 1917 по 1920 годы реализовать самые важные идеи возрождения альтернативных национальных государственных образований автономии Алаш-Орды, Туркестанской (Кокандской) автономии и территориальной целостности Казахстана. В том числе, местного самоуправления, реализации прав человека – гражданина страны вне зависимости от его национальности, вероисповедания, право на свободу слова и печати, неприкосновенность личности, популяризации и развития казахского языка, применения его в судопроизводстве и делопроизводстве, а также в системе обучения, отделения религии от государства, введения суда присяжных, справедливого взимания налогов богатый платит больше, бедный меньше, системы образования в виде автономии, право коренного народа на земельные наделы.

В августе 1934 г. в Москве проходил I Всесоюзный съезд советских писателей. Царила обстановка приподнятости, профессиональной солидарности (особенно в связи с присутствием на съезде более 40 зарубежных коллег). И никто не предполагал, какая тяжелая участь ждет многих из делегатов писательского форума. Пройдет несколько месяцев, и целый ряд литераторов бесследно исчезнет, другие окажутся в тюремных застенках или будут жестоко оклеветаны. Даже в среду интеллигенции проникнет практика доносительства. Уже к 1937 г. навсегда или надолго выбыли из строя не менее трети основателей писательского Союза.

В 1938 г. трагическая участь постигла делегата съезда Сакена Сейфуллина. Стоить отметить, что в 1925 году С.Сейфуллин написал И.Сталину письмо «Коммунистический привет Сталину», в котором просил назвать новую столицу Казахстана Кзыл-Орда. Смысл заключался в том, что с уничтожением Алаш-Орды, они сохранили преемственность своих идей, указав в названии столицы слово «орда». Это еще раз доказывает преемственность цели лидеров национальной интеллигенции.

Будучи председателем Совнаркома, несмотря на запрет областного комитета партии, считавшего недопустимым организацию советскими органами данного юбилея, в январе 1923 г. в Оренбурге Сакен Сейфуллин организовал празднование 50-летнего юбилея алашординца Ахмета Байтурсынова. На страницах периодической печати были опубликованы материалы, посвященные научной и педагогической деятельности известного тюрколога, его вкладу в развитие культуры Казахстана.

С.Сейфуллин в юбилейной статье особо подчеркивал подчиненность всей деятельности Ахмета Байтурсыновича единственной цели – служению своему народу. В статье «Ахмету Байтурсынову – 50 лет» выражены, по фразеологии того времени, крамольные мысли. Вопреки официальной пропаганде поэт утверждает, что Ахмет Байтурсынов – «истинный сын народа».

Первый нарком внутренних дел Казахстана Абдирахман Айтиев, на страницах газеты подвергнув критике С.Сейфуллина за выступление на юбилейном торжестве, назвал его националистом, не способным активно бороться против алашордынцев. Осуждение С.Сейфуллина за ослушание партийных органов в связи с юбилеем А.Байтурсынова после статьи А.Айтиева не заставило себя долго ждать. Поэма «Қызыл сұңқарлар» («Красные соколы») критиковалась в журнале «Шолпан» в городе Ташкенте. О книге «Асау тұлпар» и пьесе «Бақыт жолында» Сейфуллина Назир Турекулов в московском журнале «Темир казык» отозвался как о непригодных произведениях.

С.Муканов, очевидец этих событий, пишет: «До Третьей республиканской конференции (17–22 марта 1923 г.) настоящие коммунисты-казахи дружно боролись с националистическими течениями. Но именно на Третьей конференции споры проникли и в их среду, впервые была брошена искра разногласий. Делегат конференции Алма Уразбаева резко и не во всем справедливо критиковала Сакена Сейфуллина. В сборнике Сакена «Асау тулпар» было опубликовано стихотворение «Азия», в котором Азия противопоставлялась Европе и совершенно игнорировалась борьба классов. Неверное по своей политической направленности стихотворение. Оно противоречило духу почти всех других произведений сборника. Алма правильно критиковала его. Но в своем выступлении она допустила серьезную ошибку: положительно оценила хвалебные стихи Сакена о Троцком. Емельян Ярославский, принимавший участие в работе Третьей партконференции, как представитель ЦК РКП (б), поддержал Алму Уразбаеву в ее критических замечаниях по поводу стихотворения «Азия»…».

После этого у интеллигенции отбили желание открыто выражать свое мнение по политическим вопросам. Масштабы политического контроля непомерно возросли. Во-первых, он окончательно охватил все сферы общественной жизни, во-вторых, политическими стали считаться суждения по разнообразным вопросам, включая чисто житейские.

Атмосфера нагнетания подозрительности в обществе, в связи с высказываниями Сталина об усилении классовой борьбы в ходе строительства социализма в стране, способствовала и нарастанию идейной борьбы в среде творческой интеллиген­ции.

Если в первой половине 1937 г. на страницах газет в основном много говорилось о том, что нуж­но усилить самокритичность, то с июня того года на повестке дня стоял вопрос об уничтожении классо­вых врагов. Страницы средств массовой информации стали пестреть словами, постепенно ставшими привычными для читателя: «враг народа», «классовый враг», «буржуазный националист», «национал-фашист», «фашистский диверсант», «националистический элемент», «алашординский элемент», «вредитель», «бандит», «головорез», «контрреволюционер» и мн. др.

Анализ материалов прессы этого периода отечественной истории свидетельствует о кампании, развязанной против так называемых «агентов иностранных разведок». Вошли в их число и предста­вители творческой интеллигенции. Так, на I съезде Коммунистической партии Казахстана народный комиссар внутренних дел Казахской ССР Л.Б.Залин в качестве японских шпионов назвал Тортаева, Абдулина, Мамырбаева, Султанбекова и других, которых, по его словам, нужно «с корнем уничто­жать как врагов народа». Ярлык «национал-фашист» повесили на Букейханова, Байтурсынова, Кожанова, Аймаутова, Каратлеуова, Тынышпаева, Сейфуллина, Чокаева, Кенжина, Майлина, Накымжанова, Тунганшина и др.

Казахские писатели методично подвергались публичному остракизму с целью подрыва их авторитета среди масс. Например, на страницах «Қазақ әдебиеті» велась речь о неустойчивости в моральном отношении И.Жансугурова, С.Сейфуллина, Г.Мусрепова, О.Бековa и др.

Возглавлявший в то время Союз Писателей Казахстана М.Каратаев подчеркивал: «Нужно полностью уничтожить остатки абвераховцев, существующих в казахской литературе». Имелись в виду «враги народа» – Алихан Букейханов, Ахмет Байтурсынов, Магжан Жумабаев, Смагул Садвакасов, Абдрахман Байдильдин, Габбас Тогжанов, Сакен Сейфуллин, Ильяс Жансугуров, Сабит Муканов, Беимбет Майлин, Мухтар Ауэзов, Абат Алибаев, Темирбек Жургенев, Абдильда Тажибаев, Амина Маметова, Молдагали Жолдыбаев, Миржакып Дулатов.

Алихан Букейханов, Ильяс Жансугуров и Темирбек Жургенев уже находились в тюрьмах НКВД Алма-Аты и Москвы, Смагул Садуакасов умер в 1933 г., Абдрахман Байдильдин был расстрелян в 1931 г. в Москве, Миржакып Дулатов умер в 1935 г. в ссылке в Карелии. Четверых из этого списка – Сабита Муканова, Мухтара Ауэзова, Абдильду Тажибаева и Амину Маметову судьба чудом уберегла от репрессивной машины тоталитаризма.

Как верно подмечает исследователь А.Какен, дело, конечно же, не в статье М.Каратаева. Речь идет об общественно-политической ситуации в стране, когда в отдельно взятой республике «успешно» претворялась в жизнь важная составляющая «Малого Октября», а именно противопоставление одной части местной интеллигенции другой с целью уничтожения мыслящей части населения.

24 сентября 1937 г., Сакен Сейфуллин был взят под стражу, его уголовное дело было передано в НКВД. Был расстрелян 25 февраля 1938 г. по приговору выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда КазССР. Приговор был вынесен в течение 20 минут. В тот же день вместе с ним от рук НКВД погибли еще 39 человек, среди которых Санжар Асфендияров, Сулеймен Ескараев, Кудайберген Жубанов, Темирбек Жургенев, Сейткали Мендешев, Габбас Тогжанов.

В Казахстане в период с 20-х по 50-е гг. число репрессированных составила 103 тыс. человек, каждый четвертый из которых был расстрелян. Более миллиона человек были высланы или вынуждены покинуть республику. Новому витку репрессий и масштабной «чистки», в центре которой стоял «заговор врачей», помешала смерть Сталина (5 марта 1953 г.). Страшно представить, как бы развивались дальнейшие события для казахстанской интеллигенции, если бы, Сталин остался жить.

В середине 1950-х годов, после смерти Сталина и ареста Берии, постепенно начался процесс пересмотра и отмены приговоров в отношении невинно осужденных лиц, находившихся в лагерях. Многих стали выпускать на свободу, а уже расстрелянных и погибших – посмертно реабилитировать. Поголовная реабилитация жертв политических репрессий – это свидетельство полной несостоятельности, проводившейся в 1920–1950-е годы репрессивной политики Советского государства, необоснованности и незаконности его карательной практики.

С первых дней после смерти Сталина новое руководство страны предприняло шаги, направленные против злоупотреблений прошлых лет. Личный секретариат Сталина был распущен, упразднились все виды бессудных расправ: «тройки», «двойки», «особые совещания» и «особые трибуналы», через которые проводились массовые репрессии. Органы государственной безопасности также подверглись серьезной реорганизации: МГБ и МВД слились в единое министерство внутренних дел СССР, ГУЛАГи передались в систему министерства юстиции.

Пресса официально объявила о прекращении «политики культа личности». Необоснованные и агрессивные нападки на деятелей культуры в средствах массовой информации потеряли свою актуальность и постепенно сошли на нет.

 

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!

Источник Sauap.org

При копировании материала ссылка на сайт Sauap.org обязательна!

 

Главное фото: https://www.kramola.info/sites/default/files/styles/page-main/public/images/vesti/repr3.jpg?itok=llzOdud4

Редакция Sauap.org

You may also like

Leave a reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

eight + three =

This site uses Akismet to reduce spam. Learn how your comment data is processed.

More in Sauap.org